Сентябрь 1941 года. Мы сидели, слушая последние слова преподавателя минного и подрывного дела — ар­мейского капитана. Собирая на столе бумаги, он сказал:

— Ну, вот и все, товарищи. Желаю вам остаться всем в живых. Хорошо было бы встретиться с кем-либо из вас после войны.

На этом закончились занятия нашей группы минеров и подрывников.

Перед вечером, получив все необходимые боеприпасы, мы на автомашине уже мчались к линии фронта. Немно­го отдохнув в Жирятине, снова заспешили в путь и к вечеру приблизились к деревне Морачево, где и прохо­дила тогда линия обороны.

Немцы, увидя нашу автомашину, открыли артилле­рийский огонь. Вот разорвался один снаряд, за ним дру­гой. Шофер дал такого газа, что мы чуть не повылетали из кузова.

Спустившись в низину, машина остановилась. Еще разорвалось несколько снарядов — и все стихло.

- Приехали! с грустной усмешкой сказал шофер, вылезая из кабины.

Впервые в жизни на душе у меня стало невыносимо горько: Морачево было сожжено, и все кругом тоже было сожжено, деревья порублены осколками, многие яблони валялись с вывернутыми корнями.

Внизу под большой уцелевшей ракитой, кое-как при­способив на кирпичах котел, солдат кипятил чай. Мы, промерзшие за дорогу, подошли к нему и стали разме­щаться.

- Что, кашу варишь? — обратился к солдату Ни­колай Петрин.

- Нэт, мий чай варым, - ответил солдат, не обра­щая на нас внимания.

«Наверно, с Кавказа», — подумал я, глядя на его смуглое небритое лицо и потертую шинель.

Нас повели в укрытие. Я сказал солдату: «до свида­ния» и, поправляя на ходу лямки своего мешка, поспе­шил догонять свою группу.

Среди кое-как уцелевшего сада нас разместили в поч­ти разбитом здании, которое по своей величине напоми­нало школу. В помещении я увидел человек пятнадцать, среди них были Георгий Ильюхин, Андрей Обыденников, Александр Пузачев, с которыми учился на минерских курсах в Белых Берегах. Они тоже отправлялись за ли­нию фронта.

С юга на север, насколько можно было видеть гла­зом, широкой желтоватой полосой проходил здесь проти­вотанковый ров. Он и был границей нашей передовой линии обороны.

С наступлением темноты с немецкой стороны в воздух взвилась ракета, послышалась пулеметная стрельба, и ровными струйками полетели трассирующие пули.

Часа через два нам объявили, что переходить линию фронта будем сегодня ночью, т. е. 16 сентября. Получив окончательный инструктаж о порядке движения при пе­реходе фронта, мы все улеглись на пол. Но вряд ли ко­му пришлось уснуть, хотя и было часов двенадцать ночи.

И вот наступила минута — подалась тихая команда: «Подъем!»

Мы быстро встали, разобрали каждый свой груз и без шума вышли на улицу.

Стояла тихая ночь. То здесь, то над линией фронта вспыхивали ракеты. Южнее Морачева татакал пулемет. Наверно, в деревне Столбы шел бой.

Переводить через линию фронта, было решено, сразу все четыре группы — двадцать два человека. Место пе­рехода — севернее Издешичи.

...Наша линия обороны уже позади. Идем один за другим и до того тихо, что я, кажется, слышал, как в мо­ей груди билось сердце. Миновали нейтральную полосу, где, хотя было и темно, я разглядел замаскированный наш пулеметный расчет.

Прошли еще немного — и вдруг в воздух взвилась ракета, и послышался непонятный крик. Мы залегли. Не успела догореть ракета — взвилась вторая, за ней по­следовала пулеметная очередь. А потом немцы на этом участке подняли такой переполох, что двигаться дальше было нельзя. Армейская разведка, проползая вдоль цепи, приказала вернуться назад. Так и не пришлось в эту ночь перейти фронт. Остаток ее мы провели в той же раз­битой школе Морачева.

Назавтра нас перебросили вдоль обороны в деревню Столбы, где ночью 17 сентября мы благополучно пере­шли фронт и вступили в темный Брянский лес, направ­ляясь к Козелкину хутору.

К рассвету мы зашли, как казалось нам, в такие дебри, что и выйти трудно. Сделали небольшой привал.

И вдруг с правой стороны послышался рев моторов. В разведку ушли Павел Бурлаков и Андрей Обыденников. Вскоре они вернулись и сообщили, что мы перед Козелкиным хутором и там полно немцев и машин.

Распрощавшись с товарищами других групп, наша группа под командой Василия Родичева взяла курс на запад — к деревне Мармазовке. Прошли с полкиломет­ра, лес начал редеть, и вдруг Бурлаков, который с ком­пасом шел первый, остановился и присел.

Мы последовали его примеру.

- Смотри, — повел рукой Бурлаков.

Там, куда указал он, по деревьям на высоте двух мет­ров кое-как прикрепленный висел толстый черный ка­бель. По команде Родичева мы вырезали метров сто ка­беля, порезали его на мелкие куски и поспешно покину­ли это место.

Прошли еще с километр по редеющему лесу, с пра­вой стороны послышался рев моторов.

Мы залегли. Вскоре показались мотоциклисты, за ними шли машины. Дорога от нас была метрах в пятнад­цати, в высокой траве мы остались незамеченными. Ро­дичев привстал и тотчас же резко прилег: на дороге по­явилась длинная цепь велосипедистов.

Переждав их, мы перебежали дорогу, и отошли в ель­ник.

Родичев приказал:

- А ну, Матюшин, приготовь им гостинец — навер­няка клюнет! Видишь, какое движение.

Я достал трехкилограммовую тротиловую мину и быстро с Бурлаковым побежал на дорогу. В один момент двумя ножами вырезали в утрамбованной машинами земле гнездо для мины, замаскировали и — молнией в ельник.

Группа углубилась в лес примерно на километр. Роди­чев распорядился сделать привал и перекусить, а Степа­на Копылова с Николаем Петриным отправил назад к дороге — вести наблюдение за миной.

Я только что успел нарезать колбасы, как раздался взрыв. Вскоре прибежали Копылов и Петрин. Копылов крикнул:

- Ух, расселись, как у тещи! Уходить надо быстрее!

- Не кричи, — сказал спокойно Родичев и указал ножом па нарезанную колбасу. — Садись да говори, что там.

- А что говорить, — ответил Копылов, — наехала машина — и вдруг пропала в черном столбе дыма. Ну, а как ахнуло, вы слышали, конечно.

Ладно, — сказал Родичев, — за десять минут пе­рекусим и уходим подальше в лес, а там — отдых.

Остаток дня провели в лесу. Спали не все, по одному дежурили. А к вечеру, выйдя на низину из леса, увиде­ли две большие скирды сена, которые решили зажечь с наступлением темноты. Так и сделали.

Ночевали в лесу, костра не разводили и к утру до то­го замерзли на сырой земле, что я с трудом удерживал зубы, чтобы они не стучали. К третьей ночи в тылу, нам удалось перейти дорогу на Мармазовку. Мы решили за­минировать ее.

Немцы в то время вели себя очень развязно, они да­же ночью не выключали фар своих машин. И вот в три часа ночи, когда движение прервалось, мы заминировали дорогу, поставив сразу две мины — в две колеи.

Дорогу минировали Василий Фролович Родичев и Бурлаков. Я и Петрин охраняли их с правой стороны, а Алексеев и Копылов — с левой.

Сыро и холодно в сентябрьском лесу. Мы дрожим и ждем. Машин нет. Проскочили мотоциклисты, но они не напоролись на мины. И только в половине шестого утра подползла по разбитой лесной дороге крытая машина. Она до того была огромна, что показалось, будто дви­жется дом.

Мы лежали рядом за большими вековыми соснами метрах в тридцати от дороги.

И вот вспышка, осветившая все кругом, и оглушаю­щий взрыв...

Только на седьмые сутки к вечеру добрались мы до Клетнянской железной дороги. Переночевав, стали вести наблюдение, но движения по ней никакого не было. От­сюда нам надо было добраться до Мужиновского боль­шака, который проходит через лес из Клетки на Мужиново. Клетню обходили с восточной стороны, и из-за не­знания леса много пришлось пройти лишних километров. На девятый день, не дойдя до Мужинова километра че­тыре, мы пробрались к большаку и с тревогой стали рас­сматривать движение. Почти сплошным потоком двига­лись немцы из Клетни, часто стреляя по лесу из авто­матов. С наступлением темноты как будто утихло. Толь­ко на востоке гремела артиллерийская канонада. В пол­ночь под 29 сентября большак заминировали также двумя минами. Мины поставили в низине, а со стороны Клетни в этом месте большак был устлан лежневкой.

Сидя в лесу, Петрин сказал:

- Если не ночью, то днем обязательно клюнет.

Когда рассвело, прошли на большой скорости мото­циклисты, но мимо мин. Мы стали подбираться к боль­шаку ползком. Наконец, мы увидели сквозь деревья чер­ную линию дороги. Возник и потом долго был слышен рев машин, который раскатывался по лесу, и нельзя было понять, откуда движение. Дрожим в одежде, зако­стеневшей от росы. Теперь мы уже поняли, откуда идут машины, вот уже и видим их. Вот уже первая прошла по лежневке и стала сходить с нее. У нас учащенно бьются сердца, а в голове только один вопрос: «Сработает или не сработает?» Алексеев даже привстал. В это вре­мя машина, наклонив нос, скользнула с лежневки. Раз­дался сильный взрыв, со свистом метнулись по лесу какие-то осколки, но мы, подхватив свои мешки, уже убегали в чащу.

На привале Родичев проверил наши запасы, и мы ужаснулись: мина — одна, сухарей — с полкилограм­ма, махорки — на несколько закруток.

- Ну, ребята, — сказал Родичев, — задание свое мы выполнили, а теперь возвращаемся на запад. По пути воткнем оставшуюся мину на мармазовской дороге. Го­лов не вешать, возможно, несколько дней придется ид­ти без еды.

Вид у командира был суровый, он оброс рыжеватой бородой. Я никогда с детства не видел его таким.

-Бурлакову, — продолжал он, - приказываю стро­го по компасу идти на восток.

Родичев определил, какого придерживаться градуса, но, тем не менее, до самого вечера никак не могли сориен­тироваться, где находится Мармазовка.

Под вечер стали выходить на какую-то большую лес­ную поляну. Замерли — послышался лай собаки. Лай был в одном месте. Подумали, что Мармазовка, а когда подползли ближе, то увидели: вокруг огромных штабе­лей ходит часовой и на цепи водит собаку. Все штабеля были покрыты маскировочным брезентом. Часто ревели машины, приезжая и уезжая со склада. Мы стали обхо­дить поляну с северной стороны и уже ночью перешли мармазовскую дорогу. Поставили на ней последнюю мину и ушли по направлению Козелкина хутора.

Отдыхая, Петрин, вытряхнув последний табак, заку­рил. Папироса пошла по кругу. Все, курнув по разу, умолкли.

Измученные, усталые, мы перешли линию фронта 2 октября под утро, но не в Столбах, а в Стипкове, от­клонившись от маршрута влево километров на шесть. Так через полмесяца мы вернулись с первого боевого задания.

НЕУДАЧА

Шел седьмой день, как наша группа вернулась из-за линии фронта. Утром 8 октября день обещал быть светлым и солнечным, но часам к одиннадцати стало от дыма и гари затемнять даже солнце: горела оставленная нашими войсками Бежица.

Наш истребительный отряд, организованный из жите­лей Городища, Бежицы и совхоза «Красный коопера­тор», ушел из города. К вечеру, переправившись через Болву около Белой кручи, мы вступили в Брянский лес и направились к заранее подготовленной землянке, кото­рая находилась в 124-м квартале — в трех километрах от Орловских Двориков.

После первой ночевки в лесу наш командир А. С. Гор­бачев послал на автомашине группу бойцов — меня, Н. Савкина, В. Дробышевского и М. Горбунова - в Бежичи узнать обстановку. Мы благополучно добрались до Бордович, где через Десну еще существовал кое-какой мост. Дорога по лугу до того была разбита, что наша полуторка еле-еле продвигалась. За рулем сидел Н. Савкин, рядом с ним В. Дробышевский, а я и Горбунов стоя­ли в кузове, прижавшись к кабине.

Вот уже до моста метров триста. Я посмотрел — на нем люди, еще внимательнее присмотрелся — в зеленых мундирах.

- Немцы! — наклонившись с кузова, негромко крик­нул я водителю.

- Что ты, ответил он, — это наши мост исправ­ляют.

Метрах в тридцати от дороги с правой стороны стоял стог сена. Из-за стога, полусогнувшись, с автоматом в руках стал показываться немец. Я быстро снял с предо­хранителя винтовку и выстрелил. Немец упал.

Савкин, поняв, наконец, что приехали прямо в лапы фашистов, стал разворачивать машину.

«Нет, не убил», — подумал я, перезаряжая винтовку.

Машина уже ковыляла по кочкам обратно, я уперся спиной в кабину, не сводя глаз со стога. Немец показал­ся с другой стороны — и я выстрелил в него еще раз, но тоже не попал. Не успел я перезарядить винтовку, как немец дал очередь из автомата. В заднем борту появи­лись пробоины.

- Стреляй, Мишка! — закричал я Горбунову.

Мы стали стрелять вдвоем, не давая немцу показать­ся из-за стога.

Забил пулемет, разорвалась с перелетом мина, за ней вторая. Вдруг мина разорвалась с правой стороны ма­шины, совсем рядом, капот подхватило кверху, машина чихнула и заглохла. Горбунов и я спрыгнули и, пятясь, стали отстреливаться.

В это время В. Дробышевский выскочил из кабины и тут же был убит.

- За мной! — крикнул Савкин, — и мы, оставив ма­шину и убитого товарища, стали уходить.

Немцы преследовали, поливая нас из пулеметов и ав­томатов.

Вдруг мина разорвалась совсем рядом со мной. Что-то кольнуло меня ниже локтя правой руки. Я перехва­тил винтовку в левую руку и показал Савкину окровав­ленную правую.

- Ничего, — сказал он, — лишь бы не в голову.

Долго еще гнались за нами немцы, но они скорей выдохлись и отстали. В поселке Октябрьском мы почув­ствовали себя в полной безопасности. А в отряд верну­лись только ночью.

ПЕРВЫЙ БОЕВОЙ ВЫХОД ОТРЯДА

12 октября — четвертый день, как мы живем всем от­рядом в тылу врага.

Моя рана, которую я получил под Бордовичами, осо­бенно не беспокоит. Осколок, пробив телогрейку, очевид­но, ослаб и только задел мягкие ткани руки пониже лок­тя.

Круглые сутки идут машины через лес по большаку из Брянска на Жиздру. Мы находимся всего, в двух километрах от большака, так что стоит сплошной гул.

А. С. Горбачев говорит:

- Ну, ребята, пойдем на большак и будем следить за легковой машиной.

- А почему за легковой? — спросил Пушной.

- Возможно, в легковой будет ехать генерал, вот мы его и трахнем! — смеется командир. Потом пояснил: — Для начала грузовую бить, да еще, если она попадется с хорошо обстрелянными немцами, нам будет тяжеловато.

Я сидел и надевал на гранату рубашку. Горбачев спросил:

- И ты, Миша, думаешь идти?

- А как же, Андрей Сергеевич! — ответил я.

- А как рука? — спросил он.

- Ничего, — ответил я.

- Ну, смотри.

А через несколько минут мы оставили в своем лагере шесть человек, а шестнадцать ушли на большак (внача­ле с Горбачевым в лес выехало двадцать мужчин и две девушки). Пожелтел лес, под ногами — слой опавшего листа. Вот из-за деревьев видны уже проходящие маши­ны. Наблюдаем несколько минут. Горбачев разъясняет:

Сперва забросаем машину гранатами, а завершим дело из винтовок. Кто будет бросать гранаты, подползет к самому большаку, а остальные метров за пятнадцать от гранатометчиков залягут цепочкой.

Потом командир спросил:

- Кто добровольно будет бросать гранаты?

- Я! — ответил Анатолий Алексеев, — с которым я ходил в тыл врага до оккупации Брянска.

- Разрешите мне, Андрей Сергеевич, — сказал я.

- Нет, Миша, тебе нельзя: рука ранена.

- Вот я им за руку и хочу отомстить.

- Ну, ладно, — согласился Горбачев. — Бросьте по две гранаты и ползите к нам.

Мы с Алексеевым по редкому ельнику поползли к дороге.

Время тянулось медленно, вот прошло уже несколько машин, а легковой как на грех нет. Но вот со стороны Брянска показалась и легковая. Шла она медленно, так как осенняя дорога была разбита. Позади виднелись грузовые автомашины, но я на них не обращал внима­ния.

Минута, две — и легковая около нас.

- Давай! — крикнул Горбачев.

Я бросил с колена первую гранату. Последовало поч­ти сразу два взрыва. «Значит, и Алексеева там грана­та, — подумал я.

Вторую гранату я бросил прямо в машину и прилег за сосну. Взглянул на Алексеева. Он, приподнявшись, с колена тоже бросил вторую гранату, но она зацепилась за большую хвойную лапу елки и упала метрах в двух от нас. Испугавшись, Алексеев быстро повернулся и стал уползать. Я прилег к земле. Взрыв.

Я тоже пополз к своей цепи. Обернувшись назад, увидел, что машина уже горела. Все офицеры, сидевшие в ней, погибли.

Немцы с грузовых машин подняли стрельбу, но мы уже снялись. Мы возвращались довольные, наперебой рассказывая друг другу, что и как было. Только Алексе­ев, расставляя широко ноги, шел угрюмый: ему от соб­ственной разорвавшейся вблизи гранаты влетело в тыль­ную часть несколько мелких осколков.

Вечером в землянке на открытом партийном собра­нии в связи с первым боевым крещением было решено присвоить нашему маленькому отряду имя Чапаева.

ВЗРЫВ МОСТА БУЛЬШЕВО-КОРШЕВО

Наступил 18-й месяц, как я нахожусь в тылу врага. Наш маленький отряд превратился в бригаду, в ней бо­лее тысячи партизан. Командует нами А. С. Горбачев. Много разгромили мы вражеских гарнизонов, много фа­шистов отправили на тот свет.

Позади тяжелые бои и походы, зимняя вражеская блокада. Сейчас мы разбились лагерем в районе Силаевого сада. Работали рации, передавая сведения. На полях Новой и Старой Эстонии мы ночью встречали са­молеты с грузом и отправляли раненых. Все шло своим чередом. По большаку, идущему из Клетни на Акуличи, немцы часто перебрасывали свои войска. Чтобы задер­жать переброску вражеских войск в этом районе, мы решили взорвать мост в деревне Бульшево-Коршево. С наступлением весеннего паводка объезд там невозможен.

Ночью — это было в конце марта — я, мой неразлуч­ный друг Анатолий Макаренков, Андрей Нестеров и Павел Гольчинский отправились рвать мост. Запрягли пару лихих коней, взяли два ящика тола по сорок кило­граммов каждый и, миновав Шишковку, полями стали пробираться к деревне Бульшево-Коршево. Вот уже в темноте показался силуэт ветряной мельницы.

Анатолий, натянув вожжи, приостановил лошадей и сказал:

- Миша, как бы поста не было возле мельницы...

Вдруг голос:

- Эй, кто такие?

- Свои! — ответил Макаренков.

- Кто свои? — опять переспросил голос от мель­ницы. — Пароль?

Мы сразу поняли, что это полицай: партизаны требо­вали не пароль, а пропуск.

- Вот тебе, гад, пароль! — полоснув хорошую оче­редь из автомата, Макаренков быстро лег в сани. Пере­пуганные кони пронесли нас мимо мельницы. С правой стороны в воздух полетела ракета: полиция, охранявшая мост, забила тревогу.

Кони как бешеные несли нас вдоль деревни. Слы­шались винтовочные выстрелы.

Вот поворот вправо, ракитник по обочинам. Вот и мост. Оттуда вспыхнул огонек выстрела. Нестеров дал в ответ несколько очередей из автомата.

Мы с Гальчинским соскочили с саней и тоже стали бить из автоматов.

Затем, поручив Анатолию коней, мы втроем быстро уложили ящики с толом на мост и зажгли бикфордов шнур. А в это время Анатолий развернул коней, мы се­ли в сани и, наводя страх на полицаев, стреляя из трех автоматов, помчались назад.

За деревней мы услышали оглушительный взрыв...

Матюшин, М.С. Уходим в тыл:[ о бригаде им. Чапаева]/ М.С. Матюшин// Взрывы на большаке. - Брянск,1963